Воспоминанье.
Лара позвала меня завтра к себе в гости. Обещала познакомить с ее родителями. Это очень приятно. Вообще, в Питере, как правило, в гости я могла завалиться с грязью под обувью, а в подарок приносить пачку чая, чтобы согреться, или вовсе не приносить ничего. Нужно подумать, что принести им в дом? Наверное, она любит шоколад. Молочный. А вообще, куплю я конфеты Рафаэло. Они нравятся всем. Дом. Секрет.
У них шикарный дом, точнее старинный, немецкий особняк Уютней дома я еще не видела. Во дворе стоит высокая елка размером выше крыши. Не верите? Естественно. Это нужно видеть. Живут они не одни. Меня уже познакомили с соседями на первом этаже: Ирина Павловна и Владимир…забыла отчество. Приятные люди. У них еще маленький внук Павлик. Чудо природы. Жаль, что у меня нет сестренки, или братика. Эта мечта, которая уже никогда не исполнится. Подъезды обычно представляются грязными, с загаженными углами и исписанными стенами. В их же подъезде дубовые перила, а на стенах висят картины. Самое здорово, это то, что в доме высокие потолки. В комнате Лары было очень просторно и уютно. Ее дом напоминал мне сказку, а сама она - маленькую, избалованную принцессу. Спальня в розовых тонах. Я была удивленна. Даже ковер розовый! У нее есть еще одна собственная мансардная. Но она не стала мне показывать что там. Сказала, это секрет. Ну, секрет, так секрет, я не стала настаивать. Школа с историей.
Оказывается, наша школа раньше была для глухонемых. Я даже не знала. Мне она нра-вится. Чем-то походит на замок, только кирпич красный. Боль.
“Мне нечего выбирать, поэтому беру то, что дают” (из дневника …) У нее раньше была сестра. Маленькой было девять лет, когда она умерла от лейкемии. Ее звали Вика. Лара сама говорит, что родители после этого не хотят детей, боятся, а ее опе-кают и балуют.
Естественное размышление.
Эта ли идея ее?
Мы ходили в театр. Жаль, тут такие потрясающие актеры, и все без славы. Я задумываюсь иногда над тем, что большинство людей умирают с мечтой. Задумывались ли они над тем, на сколько их будут помнить? На день, неделю, месяц, года, или навсегда в века? Или этот вопрос задает любой, кого ждет обрыв? Будут ли нас вообще помнить? А как вы думаете, помнят ли тех, кто рожден в провинции, где кладбище маленькое, где яма становится бездной вопросов, где нет ответов? И помнят ли тех, где кладбища раньше заменяло озерами, их числу нет конца, и им нет вопросов, потому что их много? И “какие сны при-снятся в смертельном сне?” Нам знать не дано.